Никифор Антонович переходил дорогу. Прежде чем ступить на этот неширокий участок земли, он не ме­нее семи раз внимательно посмотрел по сторонам. Дойдя до середины до­роги, Никифор Антонович заметил кра­ем глаза приближавшуюся издалека машину. Он охнул и прибавил шаг.

Переступив на асфальт, он воровато посмотрел по сторонам, после чего поднял голову и тщательно изучил небо. Со стороны могло показаться, что эта сгорбленная фигурка человека любу­ется яркой голубизной неба, но это было не так. Никифору Антоновичу дела не было до погоды, хотя и это он не упускал из внимания. Все дело было в том, что в данный момент Никифор Антонович находился рядом со зданием — а мало ли что. Он зашагал дальше, стараясь обходить попадавшиеся на пути люки. «Дедуш­ка», —  неожиданно раздалось сзади, и Никифор Антонович услышал топот догонявшего. Никифор Антонович за­травленно обернулся. Сзади стоял мальчишка лет двенадцати.

— Дедушка, — повторил он, — не скажете сколько время.

Никифор Антонович глянул на часы:

— Без четверти семь. ­

— Спасибо, — весело ответил тот и убежал.

Никифор Антонович развернулся и медленно поплелся дальше. — Дедуш­ка, — горько подумал он. — Неужели я так постарел? Мне же всего сорок три года.

Еще полгода назад Никифор Анто­нович был  очень полным и веселым человеком. Он беспрестанно шутил с сослуживцами и посмеивался над уборщицей конторы Клавой, которая выписывала все издания книг по астро­логии. Клава могла за доли секунды составить вам гороскоп и с удоволь­ствием его рассказать. Мало того, она ходила в церковь, и когда у кого-нибудь выскакивало нелитературное слово, то начинала креститься, приго­варивая «типун вам на язык».

Вырвала Никифора Антоновича из раздумий компания парней, неожи­данно «вырулившая» из-за угла дома. Один из компании нагло уставился на Никифора Антоновича, слегка прищурив один глаз. Сердце у Никифора Антоновича ухнуло.

— Вот. Это и есть, — подумал он, сворачивая на другую сторону. Несмотря на это, ничего не произошло. Никифор Антонович, слегка успокоившись, протянул руку во внутренний карман пиджака и ощупал лежавший там конверт, — Значит еще не сейчас.

Все началось полгода назад, когда друг Никифора Антоновича — Лошадев, пригласил его на окраину города к старой бабке-ворожее.

— Потрясающая старуха, — мно­гозначительно сказал Лошадев, — чу­деса творит, как в сказке. Слепые от нее уходят, забыв, что это такое, безногие уходят на ногах.

Никифор Антонович с ехидцей посмотрел в лицо Лошадеву.

— Про безногих — это конечно, выдумки, — не сдавался тот, — но есть конкретные люди.

— А я тут причем? — с иронией спросил Никифор Антонович.

— Все дело в том, — затараторил Лошадев, не раслышав вопроса, — что она умеет предсказывать судьбу, и главное — смерть. Представляешь? Говорят от судьбы не убежишь, но не убежишь почему? — тут Лошадев сде­лал торжественную паузу, — потому что не знаешь ее. Совсем другое дело, когда ты знаешь свою смертушку, так сказать, в лицо, и можешь лишний раз остеречься, — он хихикнул.

Заметив на лице Никифора Анто­новича недоверчивую улыбку, Лоша­дев начал его уговаривать:

— Да ты что? Это ж так здорово! Ведь так и сто лет прожить можно. Вот мне эта бабка предсказала, что я умру от электричества. Так ты думаешь я теперь в провода лезу? Как бы не так. У меня недавно в комнате выключа­тель перегорел — так я чинить его ринулся? Не дождешься! Я теперь луч­ше раньше спать лягу, чем себя на гибель толкать.

— Пригласил бы электрика, — уже сочувственно посоветовал Никифор Антонович.

— Да некогда мне, — слегка остыв, ответил Лошадев.

— Работа кончается в шесть, а мне еще надо дочку из садика забрать. Накормить. Да мало ли. Жена-то от меня ушла. Эта бабка предсказала ей, что гибель ее будет от мужа — вот она и развелась. Только не пойму  — зачем? Все равно вышла замуж за другого.

— Что же ты из-за каких-то глупостей семью ломаешь?

— Ничего не из-за глупостей, — напустился на него Лошадев.

Начальнику  железнодорожной станции баб­ка что предсказала?.. — переедет его поезд. А он что сделал? — как и ты не поверил, а спустя месяц его нашли на железнодорожном полотне. Мертво­го. И он не единственный, погибший по неверию. Говорю тебе, как лучший друг — пойдем.

— Далеко живет-то? — упавшим голосом спросил Никифор Антоно­вич.

... Уже когда подходили к старо­му, покосившемуся дому, в Никифо­ра Антоновича начало вкрадываться сомнение, но Лошадев упрямо тащил его за руку, и отказываться было не­удобно. Лошадев решительно посту­чал в ветхую дверь. Через минуту она распахнулась, и Никифор Антонович увидел стоявшую на пороге сухонь­кую старушку, с гоповы до ног заку­танную в платок. Они вошли в темную комнатку с низким потолком.

Старуха разделалась с ним быст­ро. Попросила показать руки, загляну­ла в глаза, поводила над плечами ла­дошками и села за стол, что-то напи­сав на листе бумаги.

Лошадев посмотрел через ее пле­чо, и прочитав написанное, присвист­нул. «Как в вещем Олеге», — усмех­нулся он.

— Это все? — разочарованно спро­сил Никифор Антонович.

— Все, — выпалил Лошадев. — Дер­жи, — и протянул ему бумажку, на которой кривыми буквами что-то было написано.

— Что вы хотите за это? — шевель­нул рукой с листком Никифор Антоно­вич.

— Да ты что, — отмахнулась старуш­ка. — Спасибо скажешь, да лишний раз вспомнишь, и то хорошо.

— Спасибо большое, — удерживая на лице улыбку, сказал Никифор Ан­тонович и шагнул из избы.

Следом вышел Лошадев.

— Ну как? — со сдерживаемой ра­достью спросил он.

— Что это? — безразлично произнес Никифор Антонович, — чушь. Выжив­шая из ума старуха раздает предска­зания. Курам на смех.

— А начальника станции? — выста­вил аргумент Лошадев.

— Совпадение, — невозмутимо от­ветил Никифор Антонович, — и, повер­нув голову, посмотрел на избу, но ... Избушки не было. Пустырь был, кус­тарник был, даже ступеньки крыльца были, но дом ...

— И всегда вот так, — обыденно произнес Лошадев и дернул его за рукав, — пошли.

По дороге домой Никифор Анто­нович произнес:

— Знаешь что, ты мне не говори, что там написано, а сам я читать не буду.

— Почему? — вздернул брови тот.

— Ну, а что мне, как и тебе, шара­хаться от проводов и железной доро­ги? Нет. Пускай листочек будет у меня, ради интереса, но читать — нет.

Никифор Антонович был явный оп­тимист, не веривший «ни в Бога, ни в черта». Он и сейчас говорил себе, что все это просто выдумки, не стоящие внимания. Единственное, что его сму­щало — пропажа дома. И таинствен­ные слова Лошадева «и всегда вот так». В конце концов, все это и не правда, но заглядывать в таинствен­ную записку он не решался. Сейчас в нем боролись два аргумента: атеизм и боязнь потерять покой, узнав свою судьбу, против одного жгучего желания прочитать написанное. Он взвесил все «за» и «против» и решил пока туда не смотреть, хотя удержаться от такого соблазна было трудно, но стоило ему протянуть руку к конверту, в кото­рый он запечатал листок, как кто-то невидимый говорил ему, что он глу­пец, поверивший в такое, и конверт оставался нетронутым. Несмотря на свое твердое решение, Никифор Ан­тонович всегда носил его с собой. В конце концов, Никифор Антонович и вовсе забыл бы о нем, еспи бы не слова Лошадева, постоянно подкалы­вавшие его: «Как в вещем Олеге». И Никифор Антонович, руководствуясь инстинктом самосохранения, хитрил сам с собой, пытавшись воспользо­ваться ими: «И примешь ты смерть от коня своего».

— Но конь — что? Путь по дороге домой? Работа, дом? Что?

С тех пор Никифор Антонович опа­сался всего. Он был осторожен вез­де, где бы ни находился: на улице, в автобусе, в гостях. Вся эта осторож­ность доставляла Никифору Антоновичу много хлопот: он перестал улы­баться, ходил с опаской, даже пил с предельной осторожностью — вдруг это от воды? И нет ничего удивитель­ного, что постоянная жизнь «на взво­де» превратила его в человека, кото­рого теперь окликают не иначе, как «дедушка».

Так теперь Никифор Антонович и жил с опаской. Ходил, говорил, сидел. Неизвестно до чего довел бы он себя, если бы не один случай. Жена послала его под Новый год в соседний город за елкой. Там они были не в пример, лучше здешних: маленьких и обод­ранных. Никифор Антонович с радос­тным настроением садился в свою машину. Завел ее и, насвистывая, тро­нулся. Пошел снег. Никифор Антоно­вич включил стеклоочистители и за­жег фары, так как на улице, несмотря на ранний час, начинало смеркаться. Навстречу то и дело попадались ма­шины, набитые шумными компаниями. Никифор Антонович включил магни­тофон. Тот внес с собой в уютную атмосферу кабины веселую песню. Никифор Антонович даже улыбнулся: «Хорошо!». И тут он вспомнил про конверт, всегда сопутствующий его. Никифор Антонович поколебался с минуту, и наконец, не выдержав, до­стал его из внутреннего кармана пид­жака. Одной рукой он удерживал руль, а другой, слегка подрагивающими пальцами, разорвал конверт и достал оттуда белый листочек, свернутый вдвое.

— Сколько можно так ходить и трястись, — сказал себе Никифор Ан­тонович и развернул листок. На нем было написано лишь одно слово «Ав­токатастрофа». Никифор Антонович дернулся и сжался в комок.

— Нет. Не верю!

За всей операцией по вскрытию конверта Никифор Антонович ни разу не взглянул на дорогу, и потому не заметил, как она резко повернула влево. Машина на полной скорости вылетела за ограждения дороги, и врезалась в телеграфный столб. В отделении ГАИ, в протоколе о случив­шемся происшествии записали: «Атомобильная катастрофа вследствие невнимания водителя».