6, 7 февраля в 18.30 на малой сцене театра «Глобус» состоится премьера спектакля «Осенний марафон» А. Володина. Выпускает постановку Лариса Александрова – московский режиссер, хореограф, театровед, лауреат престижной театральной премии «Золотая Маска». О выборе профессии, смысле театра и причинах тяготения режиссера к классике – в нашем интервью.

– Изучая вашу творческую биографию, обращаешь внимание на то, что к режиссуре вас вела сложная лестница и началась она со ступени театроведения…
– Не совсем с театроведения. С девяти лет я училась классической хореографии в театре оперы и балета в Челябинске. Увлечение драматическим театром появилось позже, но все-таки первой моей специальностью стала специальность «балетмейстер-постановщик», которую я получила по окончании Челябинского института культуры. А потом уже был факультет театроведения в театральном институте Екатеринбурга.
– После абсолютно практической специальности хореографа вам захотелось заняться теорией театра?
– Не могу сказать, что это образование было осознанным выбором. Я уже работала танцовщиком, и в тот момент для меня было важно развиваться дальше. А учеба в театральном вузе, где приходилось много читать, значительно расширяла сознание. После я перебралась в Москву, танцевала там, работала, сделала несколько спектаклей. И учеба на режиссерском факультете в ГИТИСе была абсолютно осознанным выбором. Поступала я туда, точно зная, чего хочу. Мне посчастливилось попасть на бюджетный курс Романа Григорьевича Виктюка, на отделение «музыкальный театр». ГИТИС мне очень многое дал. И мастер курса, и мои однокашники. Я считаю, личность режиссера складывается не только от мастера, а во многом от того, как сложится курс. Роман Григорьевич не ограничивал нас, давал возможность экспериментировать и с музыкальным театром, и с пластическим, много работали с текстом, естественно. Он дал нам мощный толчок и отсутствие боязни работать самостоятельно, без оглядки на мастера. Это очень важно, потому что часто видишь выпускников, которые являются творческими клонами своего руководителя, повторяют его стиль.
– Какой способ общения Виктюк выбирает со своими студентами?
– Шоковая терапия. Метод кнута и пряника. Но как бы ни было, мы всегда понимали, что это из любви к нам. Романа Григорьевича и артисты обожают за это. Он всегда посылает всем невероятную энергию любви. И к нему всегда хотелось тянуться за этим. Для него главное – талант, индивидуальность. В каждом своем ученике он пытается разглядеть божью искру. На втором курсе я получила «Золотую Маску» за постановку спектакля «Casting off» в номинации «Лучший спектакль современного танца» и стала первой студенткой в ГИТИСе, которая удостоилась этой премии. Но этот факт не повлиял на его отношение. Оно изменилось, когда на третьем курсе мы стали делать самостоятельные работы.
– Как вы сегодня оцениваете ту работу, за которую получили столь солидное признание профессионалов?
– Мне кажется, научить режиссуре невозможно. Эта способность либо есть, либо нет. И я очень надеюсь, что во мне это уже тогда было. Знание хореографии, владение этой профессией мне очень помогали и помогают сегодня. Хореограф – это тот же режиссер. Он обязан не просто уметь ставить некие движения в пространстве. Хореограф должен понимать структуру, от чего и к чему надо привести историю, как ее сложить. Мне нравятся такие полифонические формы, где все выразительные средства современного театра присутствуют: музыка, хореография, движение, актерская игра, вокал.
– Как вам кажется, что такое театр сегодня?
– Смысл театра, я думаю, в творческом поиске. Современный театр дает возможность говорить со зрителем на современном, адекватном времени театральном языке. Сейчас все стремятся к поиску новых форм и смыслов, это так, но для меня еще очень важна субъективность, авторское высказывание в спектакле. Может быть это утопическая мысль, но мне хочется, чтобы с человеком, приходящим на спектакли, случались открытия чего-то нового, чтобы он получал возможность чуть иначе смотреть на свою жизнь. Я идеалист, наверное, но я верю в то, что театр может подействовать на человека, и тот может измениться.
– Если внимательно посмотреть на список ваших постановок, то можно заметить, что вы тяготеете к объемным классическим текстам. Это так?
– Да. Из остросовременной драматургии я пока не могу найти для себя материала. Хотя есть режиссеры, которые с огромным удовольствием делают такого рода тексты. Что касается этой моей работы, она была инициирована Гильдией театральных режиссеров. Гильдия составила договоренность с директорами пяти театров России о постановке на их площадках спектаклей пяти режиссеров, прошедших конкурс «Театральный разъезд». Я послала заявку и, пройдя первый этап, получила возможность одной из пяти режиссеров ставить спектакль. Это была пьеса Карло Гоцци «Ворон», и должна я была ставить ее в Магадане. Но в процессе переговоров выяснилось, что название в данный момент не отвечает потребностям театра, и в результате случилось так, что поменялся город, а потом и название.
– Как такой самостоятельный текст Володина может вступать в отношения с другой формой языка?
– Очень даже здорово! Конечно, с одной стороны кажется, что текст очень бытовой. Как его играть по-другому? Но у Володина так написан сценарий, что помимо текста много чего можно вложить своего. Плотность текста это, на мой взгляд, позволяет. По моей задумке, главный герой живет в двух мирах. Вот есть какой-то пласт обычной будничной жизни, серой обыденности, где кто-то чего-то каждый день добивается, бежит, расталкивая других локтями. И есть совсем другая реальность, в которую нужно только погружаться и наслаждаться ей, купаясь в поэзии, в творчестве. Для него в собственной жизни важно только это. Он делает переводы британских авторов, но по сути сам создает эту поэзию. Он поэт внутри. Это его свойство дает нам право на применение всевозможной фантазии.
– Вы считаете, что поэтическая натура героя оправдывает его метания между женщинами?
– Да, наверное, оправдывает. Только творчество нас оправдывает. Герою нужно возвращаться в обыденность, в этот марафон, он разрывается между реальностью и мечтой. Ему необходимо остановиться, никуда не бежать. Не пытаться быть одновременно в двух местах. Нужно стать центром, даже если все вокруг со страшной силой носятся. Становишься в центре и стоишь. И тогда ты укоренен и свободен. Об этом, собственно, мы и стараемся говорить своим спектаклем.
– Расскажите о сценографии.
– Мы перемещаем героев в крайне небытовое пространство. Наш художник Анастасия Григорьева придумала осеннюю, полуразвалившуюся, заброшенную танцплощадку. В ней весь этот немного нелепый танец жизни и происходит. Мы решили не делать особых акцентов на времени. Но у нас их получилось два – то время, в которое, собственно, написана пьеса, и сегодняшний день. Присутствующие молодые люди с айфонами и планшетами выступают в противовес, контрапунктом к героям из восьмидесятых.